Прежде всего, здесь следует привести те отрывки из главного морально-критического труда «О генеалогии морали», в которых их предмет предстает в формулировках олимпийской ясности. В решающем пассаже речь идет о таких упражнениях в отрицании жизни или усталости от мира, которые, по мнению Ницше, характерны для гештальтного круга болезненного аскетизма в целом. 

Аскет (священническо-болезненного типа, П.Сл.) обращается с жизнью как с ложным путём, который в конечном счёте надлежит пройти вспять, до самого его начала; или как с заблуждением, которое опровергается – должно быть опровергнуто действием: ибо он требует, чтобы следовали за ним, всюду, где только может, он навязывает свою оценку существования. Что это значит? Столь чудовищный способ оценки фигурирует в человеческой истории отнюдь не под рубрикой исключений и курьезов: он представляет собою один из самых распространённых и самых продолжительных фактов. Прочитанное с какого-нибудь отдаленного созвездия, маюскульное письмо нашего земного существования соблазнило бы, пожалуй, к выводу, что Земля является по сути аскетической звездой, уголком, заселенным надутыми, высокомерными и гадкими тварями, которые не в состоянии отделаться от глубокой досады на себя, на Землю, на всякую жизнь, и только тем и заняты, что причиняют друг другу боль из удовольствия причинять боль – возможно, единственного их удовольствия.

Высказав это замечание, Ницше предстает пионером новой гуманитарной науки, которую можно назвать культурной планетологией. Ее метод заключается в наблюдении за нашим небесным телом с помощью съемки культурных формаций как бы с большой высоты. С помощью новых визуализирующих абстракций в жизни землян ищутся более общие паттерны – при этом аскетизм предстает как исторически выросшая структура, которую Ницше вполне обоснованно называет «одним из самых распространенных и продолжительных фактов, которые существуют». Эти «факты» требуют подобающей картографии с соответствующей географией и экспертным анализом. Именно этим и хочет быть генеалогия морали. В образе этой новой науки о происхождении моральных систем (и eo ipso обусловленных моралью форм жизни и упражнений) впервые выступает общая аскетология. Ею начинается история экспликации религий и этических систем как антропотехнических практик.

Не следует отвлекаться на то, что в этом отрывке Ницше говорит исключительно об аскетизме больных и их опекунов – священников. Аскетическая звезда, которую он наблюдает, – это в целом планета упражняющихся, планета высококультурных людей, планета тех, кто в бесчисленных более или менее строго кодифицированных программах нагрузок начал придавать форму и содержание своему существованию в условиях вертикального напряжения. Когда Ницше говорит об аскетической звезде, то не потому, что он предпочел бы родиться на звезде более непринужденной. Его инстинкт античности подсказывает ему, что любое небесное тело, достойное обитания, должно быть – в правильном понимании – аскетической звездой, звездой, населенной упражняющимися, рвущимися к новым высотам, виртуозами. Чем еще является для него античность, как не кодовым словом эпохи, когда людям необходимо было набраться силы ради сакрально-имперской картины целого? Великим мировоззрениям античности было присуще стремление продемонстрировать смертным, как они могут жить в гармонии со «Вселенной», особенно когда это целое поворачивается к ним своей таинственной стороной, своей безжалостностью к индивидуумам. То, что называлось мудростью древних, было, по сути, трагическим холизмом, адаптацией в великом целом, которая не могла быть достигнута без героизма. Звезда Ницше должна была стать местом, жители которого, особенно мужчины, будут нести на себе тяжесть мира теперь уже не жалуясь – в соответствии с максимой стоицизма, по которой единственное, что имеет значение, – это во имя космоса поддерживать себя в форме. Нечто подобное появилось чуть позже в хайдеггеровском учении о заботе, следуя призыву которой смертные должны настроиться на тяготы существования (после 1918 года смертные – это прежде всего раненые и непогибшие, которым следовало представить свои кандидатуры на смерть другого рода и на других фронтах). Ни при каких обстоятельствах Земля не должна оставаться учреждением, атмосфера которого определяется программами ресентимента больных и компенсаторными искусствами униженных.