Homo anthropologicus 7
Из понимания человеческой природы, неудержимо разросшегося до теории артистизма, объясняется и склонность к антропологии, которая с XVIII века образует явный центр философствования Нового времени. Феномен антропологии свидетельствует и заявляет: В технической экспликации назрела необходимость с самого нуля объяснить людей людям заново. Уже недостаточно быть просто таким человеком, каким его якобы изваяла рука природы – мечты о простом самообосновании из собственного происхождения закончились. Первый вариант человечности представляет собой уже лишь этнологический интерес – экскурсии Руссо на лоно природы не могут этого изменить. Более весомым оказывается тот факт, что ни известные с античности акты аскетического бунта против древнего Адама в нас, управляемого привычками, страстями и интеллектуальной косностью, ни надстраивание человеческого посредством религиозных, философских и атлетических упражнений теперь уже недостаточны. Духовно заинтересованным в наше время следует обратить внимание на то, что великие учителя человечества от Лао-Цзы до Гаутамы Будды, от Платона до Иисуса, и, если на то пошло, Магомет, уже не являются нашими современниками в строгом смысле этого слова.
В антропологической экспликации человек занимает морально-эпистемологически экстатическую - по Плесснеру, "эксцентрическую" – позицию по отношению к самому себе. При ее уточнение возникает образ онтологически обоюдополого существа: в нем соединяется постановщик, испокон века обреченный на упражнение в соотнесенности с собой, перед которым стоит задача реализовать сценарий собственного существования на сцене, при этом наблюдая за тем, как другие наблюдают за ним. Теперь можно сказать буквально: homo artista объединяет актера и наблюдателя в одну динамическую пару. Уже первые аскеты осветили это соотношение; Новое время захотело соответствующее осознание сделать обязательными в своем дискурсивном стиле и с помощью технических приспособлений. Никто не должен оставаться человеком, не став в то же время антропологом, даже антропотехником. Эти звания получает тот, кто берет на себя ответственность за свою форму и свой облик. Антропологический девиз, согласно которому человек не просто живет, а должен "вести жизнь», в конце 20 века трансформируется в звучащее изо всех СМИ требование сделать из своего Я проект, а из проекта – предприятие, включая аудит собственного банкротства.
В первый кульминационный момент великого цикла субъективного вооружения Бальтасар Грасиан еще мог установить всеобъемлющую максиму жизни в высказывании, которым он завершил свой опубликованный под псевдонимом в 1647 году "Карманный оракул", самое мудрое учебное пособие для светского человека, сформулированное на европейской земле:
"Одним словом – быть святым, и этим сказано все сразу. Добродетель – это связь всех совершенств и средоточие всякого блаженства. Она делает человека разумным, дальновидным, проницательным, рассудительным, смелым, осмотрительным, порядочным, счастливым, доброжелательным, честным и героем во всех отношениях."
Вряд ли во всей литературе Нового времени найдется место, в котором фраза "быть святым" так искусно вводит в заблуждение. То, что здесь называется святым, – это маска мудреца, стоика по происхождению, обретшего путь назад, за которым, в свою очередь, скрывается еще непонятый современный человек, виртуоз, успешный художник, предприниматель, просто человек – мужчина или женщина – с далеко идущими намерениями и сложными скрытыми мотивами. Вероятно, в эпоху самозанятых будет небезынтересно напомнить, что то, что сейчас называется фитнесом, в раннее Новое время могло быть рекомендовано под именем святости. Об истинном качестве новой культуры личности первое предложение «Карманного оракула» дает более четкое представление, чем последнее:
"В наше время всё достигло своего пика, а искусство самоутверждения – наивысшего. Теперь один мудрец вмещает в себя больше, чем в древние времена семь: и справиться с одним человеком в наше время труднее, чем в прежние времена с целым народом."