Что делает повествовательный эксперимент Кафки значительным, так это его последовательная работа, основанная на молчаливом допущении «Бог мертв». Благодаря ему искусство голодания может показать то, что остается от метафизического стремления, когда его надмирная цель погасла. Так появляется своего рода обезглавленная аскеза, в которой предполагаемое напряжение тяги сверху оборачивается напряжением отвращения изнутри. А тогда – телесность и ничего больше. Кафка экспериментирует, отбрасывая религию, чтобы опробывать последнюю религию, отбрасывающую все то, что до сих пор составляло ее суть, – и тогда остаются только артистические упражнения. Поэтому голодающий артист искренен, когда просит не восхищаться им. Народ теряет всяческий интерес к его выступлениям как раз в нужный момент, как будто толпа, сама того не зная, подчиняется велению духа времени, который словно говорит последнее слово о голодном мире: было и прошло. Теперь настало время тех, кто ни в чем не испытывает недостатка, будь то пантеры, население рабоче-крестьянских республик или приверженцы социально-ориентированной рыночной экономики. То, что было высшей духовной аскезой, теперь фактически является лишь «препятствием на пути к вольерам».
Через десять лет после появления «Голодоря» Иосиф Сталин другими средствами положил конец искусству голодания, когда зимой 1932–1933 годов отправил на смерть бесчисленное количество украинских крестьян – цифры колеблются от 3,5 до 8 миллионов – посредством голодной блокады. Они тоже были несвоевременны, тоже препятствия на пути к изобилию.
Но даже Сталин не смог полностью добиться профанирования голода. В его время тоже существовал подлинный артист голодания, но не в Праге, а в Париже, через несколько лет после смерти Кафки, и не мужчина в черном трико с торчащими ребрами, а совсем худая девушка в голубых чулках. Она тоже была артисткой в амплуа похудения, но во имя совершенно иной цели: величайшая провозвестница антигравитации XX века, родившаяся в 1909 году, анархистка из еврейской семьи, принявшая католичество, прошедшая инициацию на всех Волшебных горах безмирия, и в то же время ищущая укоренения в аутентичном сообществе, участница сопротивления и экзистенциалистка «наперекор», которая хотела голодать вместе с рабочими, чтобы облагородить отсутствие у себя аппетита и унизить свое благородство. Симона Вейль умерла в возрасте 34 лет в эмиграции в Великобритании двойной смертью: от туберкулеза и – добровольно – от голода.