Все это можно было бы оставить в покое как причудливый плод, выращенный в биотопах «парижскости» после 1945 года, если бы здесь не проявилась общезначимая тенденция, вынуждающая радикально изменить условия на планете упражняющихся. Как уже отмечалось, Чоран является главным свидетелем переворота, который принципиально повлиял на аскетологию и который мы рассматриваем как эмерджентное появление антропотехники. Благодаря ему заостряется наше внимание на де-формализации духовности, о которой я говорил, что ее необходимо воспринимать как парную тенденцию, направленную против де-спиритуализации аскетизма. Чоран – упражняющийся нового типа, чья оригинальность и репрезентативность проявляются в том, что он тренирует отказ от любой целенаправленной тренировки. Как известно, систематичные упражнения возможны только в том случае, если перед глазами стоит заданная цель упражнений. Именно этот авторитет и оспаривает Чоран. Принять цель упражнения снова значило бы верить, причем «верить» предполагает здесь умственное действие, с помощью которого начинающий предвосхищает цель.
Это забегание-вперед-к-цели является четвертым модулем «религиозного» комплекса поведения. Предвосхищение, как правило, происходит таким образом: глядя на совершенного, человек, веря и не веря, воспринимает посыл, что однажды и он может стать таким же. В последующих главах мы увидим, как с помощью этой внутренней операции на протяжении тысячелетий приводились в движение целые армии упражняющихся. Без модуля «забегания-вперед-к-цели» не было бы ни теоретической жизни vita contemplativa, ни жизни монашеских орденов, ни вереницы отплытий к новым берегам, ни желания стать таким же, каким когда-то был кто-то более великий. Поэтому можно только снова и снова повторять: самые эффективные антропотехники выходят из мира вчерашнего – и генная инженерия, в наши дни вовсю восхваляемая или отвергаемая, даже если станет более широко применимой и приемлемой в отношении человека, надолго останется лишь занятным эпизодом по сравнению с масштабами этих явлений.
Основанное на вере забегание-вперед в совершенство не было делом Чорана. Он вроде бы страстно «интересуется» религиозными писаниями, в которых говорится о совершенстве и о спасении, но сама работа веры как таковая, предвосхищение своего собственного Быть-потом-таким-же он не осуществляет. У его неверия, таким образом, две стороны: во-первых, неспособность, потому что его собственный основной настрой разлагает наивность, необходимую для допущения совершенства, и во-вторых, нежелание, потому что, приняв положение скептика, он не хочет отказываться от этой окончательной временности в пользу некоей позиции. Поэтому ему не остается ничего другого, как экспериментировать с тем, что остается. Он вынужден играть на инструменте, целенаправленное обучение которому было бы бессмысленным, – на расстроенном инструменте собственного существования. Но именно его игра на непригодном для игры инструменте демонстрирует непобедимую универсальность упражнения как принципа: ведь, тренируясь там, где нет подходящего инструмента, «антипророк» разрабатывает неформальную версию мастерства.
Он станет первым мастером Ничего-не-достигнутости. Как артист голодания у Кафки, он из своего отвращения делает упражнение в виртуозности и разрабатывает для своей cafard хандры соответствующую форму умения. В ней также слышен призыв, который повторяется в каждом артистизме: «Мне всегда хотелось, чтобы вы этим восхищались…» В то время как голодающий Кафки до самого конца ждет, чтобы высказать встречный вызов «Но вам не надо этим восхищаться», Чоран с самого начала предоставляет материал для развенчания своего искусства, обнажая его почти на каждой странице как капитуляцию под давлением общего настроения. Это настроение отчетливо слышно, когда Чоран замечает: «Я неспособен не страдать». «Мои книги выражают не видение, а ощущение жизни». Он с презрительным подозрением относился к возможности терапевтически изменить отношение к жизни – в конце концов, он жил за счет продуктов своего настроя и вряд ли мог бы позволить себе попытку изменить его.
Своим открытием, что даже самокапитуляция способна стать искусством, а если к этому добавится воля овладеть этим искусством, то потребуются и тренировки, Чоран помог Ордену святого Сумасбродства обрести устав. Он сохранен в книге «О разложении основ», этом собрании странных упражнений, на котором я хочу показать, что в нем формулируется собственно кодекс современной «культуры» как совокупности незадекларированных аскез – книге, разрывающей все шаблоны. Насколько Чоран осознавал свою роль при переводе духовного габитуса в профанное недовольство и его литературную обработку, показывает создавшее его репутацию «Учение о распаде» (причем название книги «О разложении основ» можно было бы перевести и как «Руководство по деморализации»). Изначально это собрание должно было называться «Негативные упражнения» (Exercises négatifs) – что может означать как упражнения в отрицании, так и анти-реколлекции. То, что сочинил Чоран, было ни больше ни меньше как уставом, который должен был вывести послушников на путь непригодности. Если бы у этого пути была цель, она звучала бы так: «Быть непригоднее святого…»