История воздействия книг Чорана демонстрирует, что в нем сразу же был признан парадоксальный мастер духовных упражнений. Естественно, они привлекали лишь небольшое число читателей, но вызывали у них глубокий отклик. Небольшая группа внимательных почитателей обнаружила в произведениях этого порочного автора даже то, существование чего он, вероятно, отрицал бы, – братственное созвучие, скрытую тенденцию наполнить «Орден монахов без веры», к которому он кокетливо и безответственно себя причислял, несколько более интенсивным содержанием. В нем присутствовала скрытая готовность давать советы отчаявшимся, которые были еще более беспомощны, чем он сам, и гораздо менее потаенная склонность к тому, чтобы прославиться своими упражнениями по уходу от мира. И если он более или менее энергично сопротивлялся соблазну существовать – даже в борделях, даже в светском обществе, – то искушению стать образцом для подражания он, при всей скромности, был готов поддаться. Поэтому не будет ошибкой видеть в Чоране не только человека, практикующего деформализованный аскетизм, но и неформального тренера, который своим собственным modus vivendi издалека влияет на других. В то время как обычный тренер – мы ему дали определение выше – это тот, «кто хочет, чтобы я хотел», духовный тренер действует как тот, кто не хочет, чтобы я не хотел. Именно он отговаривает меня, когда я хочу сдаться. В остальном я ограничусь замечанием, что книги Чорана для неопределенного числа читателей стали эффективной профилактикой самоубийства – то же действие, по рассказам, производили личные беседы с ним. Те, кто обращался к нему за советом, возможно, догадывались, каким образом он открыл самый здоровый способ быть неизлечимым.
Я вижу в сочинении Чораном «негативных упражнений» еще одно указание на то, что в создании «высокой культуры», что бы это ни значило в деталях, непременно задействован аскетический фактор. Ницше выявил его, напомнив о колоссальной системе жестких дрессировок, которая составляет базис для надстройки из морали, искусства и всяческих «дисциплин». Этот аскетизм оказывается в фокусе внимания только тогда, когда самые неоспоримые стандартные упражнения культуры, называемые «традициями», попадают в затруднительное положение, подобное положению кафкианского артиста голодания: как только можно сказать, что интерес к ним «сильно снизился в последние десятилетия», особенно заметными становятся условия возможности их существования. Когда интерес к определенной форме жизни понижается, тут и там начинает обнажаться почва, над которой возвышались видимые части надстроек.