Вероятно, можно сойтись на утверждении, что существование само по себе  обладает “поливалентной” локализацией и всегда уже - в большей степени, чем присутствие - было нагружено этим избытком “иных сфер”. Смещение в сторону мышления выявляет один аспект этой особенности существования “где-то там”: за ним следует мыслящий, когда выдвигается из сферы общественного пребывания, чтобы вместо этого испытать погружение в среду организованных идей. То, чему он подвергается в этом ином состоянии, это не внутреннее воспроизведение гула голосов на рынке, это не балаган ассоциаций, бесцельно скачущих в голове (который с недавних пор рассматривают как конкуренцию мемов за свободные информационные объемы неокортекса). От мифов мореплавателей и кормилиц мышление удерживатся так же далеко, как и от программ агитаторов на Агоре. Все мыслящие перемещены в сферу, в которой доминирует одно единственное упражнение - прояснять смысл слов, высказываний и сентенций, которые нам дано выразить, когда мы хотим сказать нечто истинное. Мыслить значит здесь, согласно античной традиции, искать истинное понятие вещи. Это стремление, согласно платонову пониманию, приведет к надежному результату, только если человеческая речь сможет состыковаться с другим миром, со сферой идей, или как бы еще ни называлась эта область стабильных объектов логики. И как всегда в случаях двойной сопричастности к эмпирическому и надэмпирическому миру в игру вступает феномен двойной субъективности: моё реальное Я и еще некто Больший. Как говорит апостол Павел: Я живу, но не сам, а Христос во мне живет, так и платонов логик: Я мыслю, но когда я верно мыслю, то это не я, а идея во мне. 

Так вот в чем состояла великая интуиция Платона: Абсансы его учителя Сократа не должны были больше происходить в сенях и в общественных местах, где любой прохожий мог посмеяться над погруженным в себя. Его целью было придать рискованному состоянию полной отдачи во власть мыслей подобающий облик. Изначально Академия - это ничто иное, как знак признания инновационности созданного пространства: она стала первой, не имеющей примеров институцией, созданной для бережного ухода за абсансами, которые возникают в процессе поиска по большей части пока еще неизвестной связи между идеями, а также - почему бы и нет - при изучении связи между словами и вещами, которая, если задуматься, только и может представлять собой проблему. Академия - архитектурный эквивалент того, что Гуссерль именовал epoché, дом где отменяется мир и откладываются в долгий ящик заботы, приют для загадочных гостей, которых мы зовем идеями и теоремами. Выражаясь сегодняшним языком, ее назвали бы ретритом или укромным местом.