Следует остерегаться думать, что это стремление к очищению является неким анахронизмом. Его новизна проясняется уже в том, что оно вышло на сцену в логической паре с фотографией, хотя Гуссерль в своем письме уничижительно величает ее пособницей вульгарного натурализма.  На самом же деле он сам является “фотографом”, но лишь в другой среде. Феноменология - это философское соответствие “рисования светом” на чувствительном материале, с помощью которого производство изображений в позднем XIX веке вступило в техническую эпоху. Феноменология переносит первое медиа-искусство модерна в ментальную сферу, практикуя технологию преобразования пережитых визуальных впечатлений окружающего и любых видимых и ощутимых событий жизни в неподвижные и лишенные контекста внутренние образы. Со временем она осваивает и подвижные картины, что представляется вполне очевидным, ибо тот, кто относится с вниманием к мирам внутренних представлений, сразу же воспринимает и беспрерывное кинопроизводство сознания и приходит к заключению, что оно заслуживает отдельного киноанализа. Феноменология являет собой теорию сознания внутреннего времени. 

Образы, о которых здесь идет речь, снимаются на ноэтическую камеру. Как только пленки экспонированы и подняты из фиксажа внутреннего созерцания, снимки обретают философский статус, значимый и в архивном или музейном смысле: в этом упражнении всех упражнений главное это проявить взятые из экзистенции образы как феномены. А они архивируются в феноменологическом собрании, так что нам не стоит удивляться тому, что теории архива последних лет Жака Деррида или Бориса Гройса в большей или меньшей степени, но однозначно были вдохновлены феноменологией. Архив - это собрание, содержащее исключительно объекты, освобожденные от груза привязанности к жизни. И так как со временем всё больше “вещей” можно высвободить, лишить контекста и жизни, архив непрестанно растет и растет. То, что при этом набирает в объеме, есть зона “вещей”, освобожденных от притязаний быть реальными. Гегель размышлял о модели классического музея, а Гуссерль о музее модерна. 
Если жить всегда значит соучаствовать, то мыслить феноменологически - учиться не соучаствовать, nota bene: не соучаствовать не в смысле участия во внешних хлопотах, на которые у хронически перерабатывающих профессоров так и так не было бы времени; говоря коротко, не соучаствовать с самим собой. Презентабельные результаты, этакие натюрморты из реалий сознания, хранятся в постоянной коллекции. Наилучший феноменолог был бы самым непреклонным архивариусом. Он был бы мыслителем, который больше всего узнал из того, что он никогда по-настоящему не принимал участия в существовании. Он продемонстрировал бы на себе, что нужно делать, чтобы самому стать частью постоянной коллекции. 

Для акта дистанцирования от жизни, насколько он подпадает под прямую принадлежность к театру мира, Гуссерль несколькими годами позже в ставшем знаменитом §32 “Идей к чистой феноменологии”, или как они называются у посвященных Идеи I,  ввел технический термин epoché эпохэ. Это понятие заслуживает нашего внимания по нескольким причинам. Во-первых, оно важно для нашей темы, потому что дает бесспорное уточнение, важное с точки зрения техники упражнения, для основной операции, которая делает возможным теорию в указанном смысле. Оно обозначает “шаг назад” ото всех форм экзистенциального вмешательства. Оно означает решительное дистанцирование от представлений, которые возникают непосредственно из существования, оно требует заключить в скобки экзистенциальные позиционирования, оно делает возможной феноменологизацию вещей, “идеализирующее” об-осуществление фактов сознания и служит таким образом развертыванию предпосылок для терпеливого описания способа присутствия “феноменов” в ноэтической сфере.