Объединяющим для всех персонажей этой книги была способность воплощать в жизнь философию «наперекор». Тот факт, что в списках ученого фигурируют такие люди, как Иисус, по новейшим на тот момент предположениям, «калека из-за уродливой внешности», и Вильгельм II – с искалеченной рукой, который одновременно был и «калекой-психопатом» (кукла-инвалид в кукле-инвалиде), – демонстрирует весь масштаб и взрывоопасность проблемы. Перечисление таких имен иллюстрировало тезис, ведущий от философии жизни к философии духа, согласно которому инвалиды могут утвердится за пределами своего дефекта в мире надличностных ценностей. И действительно, на совести Вильгельма II не только однозначно невротическая политика, он кроме того создавал проекты декораций для фестиваля в Байройте и предпринимал попытки других переходов в объективное. Что касается прорыва Иисуса из сферы его предполагаемой инвалидности в духовную сферу, то его результаты давно включены в этические основы западной культуры. В философии ценностей Макса Шелера, с которой Вюрц, видимо, не был знаком, в то же самое время была предпринята попытка подчеркнуть независимость законов ценностной сферы по отношению к неурядицам жизни как их «базису». Квинтэссенцию деятельности, ведущей в надличностное, Вюрц, согласно духу времени, называет «трудом» – мы понимаем, что это слово лишь один из синонимов, под которыми проходит эмергенция феномена упражнения.
"Победа над препятствием – праматерь всякого развернутого… движения". По мнению Вюрца, движение, которое здесь называется развернутым, – это не просто компенсация, а сверхкомпенсация: в нем реакция выводит за пределы импульса. Таким образом автор сформулировал теорему, действие которой распространяется на асимметричные комплексные движения всех видов, как органические, так и психические, как психологические, так и политические, хоть и ограничившись в своей книге демонстрацией этой теоремы на примере физических ограничений. Эти области применения были весьма амбициозными: благодаря интенсивному сотрудничеству на научной основе немецкие врачи, педагоги и духовники должны были объединиться в «Целевое сообщество по развитию калек». Но как бы высоко он ни метил, политический потенциал его мыслей оставался для Вюрца скрытым. Он действительно в общих выражениях утверждал, что избыток, остающийся в результате преодоления препятствия, уходит в динамику продвижения вперед: «парализованные Игнатий Лойола и Гетц фон Берлихинген всегда были в движении», эпилептики апостол Павел и Юлий Цезарь были не менее неутомимы. Не обошлось и без упоминаний «маленького Александра Македонского с кривошеей» и той же „кривошеи« у «маленького, монголоидно-уродливого Ленина», а также низкорослой и хромоногой Розы Люксембург.
И всё же: «скорбь и упорство", универсалии психологи калек, сохраняют для Вюрца исключительно индивидуально-психологический смысл. Тем не менее, такой политический прорыв, как национальный социализм 1933 года, гордившийся прежде всего тем, что он движение, атака и революция, – чем он был, как не внешне примененным законом компенсации? Если победа над препятствием – праматерь всякого развернутого движения, то какие «материнские инстинкты» могли породить тенденцию к самоукрупнению посредством помпезных торжеств и террора? Что значит путь к «Матерям»[[прим.пер.: Ср. Гете «Фауст» 2 часть, 1-е действие, «Мрачная галерея».]], если этим словом описывается продукт из препятствия и преодоления? Если сверхкомпенсация инвалидности и есть секрет успеха, не следует ли из этого, что большинство людей в недостаточной степени инвалиды? Возможно, эти вопросы лишь риторические, и всё же они свидетельствуют об одном: путь к более широкой теории компенсации сплошь усеян ловушками.
Что касается Геббельса, то его явно не интересовал прогресс Просвещения. Включение в пантеон инвалидов не вызывало у него воодушевления. Тот факт, что он оказался в одном ряду с такими величинами, как Кьеркегор, Лихтенберг, Кант, Шлейермахер, Леопарди, Ламартин, Виктор Гюго, Шопенгауэр, ограничимся только этими именами, не склонил его к саморекламе. Предоставить при жизни собственную психику для научных исследований, вероятно, никак не входило в его планы. Ортопедический девиз Института в Целендорфе «Культя – это лучший протез» также вряд ли пришелся бы ему по душе. В соответствии с классификацией мира калек на четыре основные группы по Вюрцу: калечность по росту (аномалии размера), калечность искривлений (деформации), начальная калечность (нарушения осанки) и калечность обезображенности (уродства), Геббельс, несомненно, должен был бы записаться во второй класс, возможно, также в четвертый, и дополнительно в подгруппу «комплексная калечность», которая в свою очередь ведет в психологическое поле.
Геббельс реализовал другой план: якобы по его распоряжению, не успевшая попасть в продажу часть тиража «Ломайте костыли» была немедленно конфискована. Дальнейшее развитие событий говорит само за себя. Вскоре после января 1933 года Вюрц в его собственном институте был разоблачен как враг народа; его критики неожиданно обнаружили в нем сноба-коммуниста и филосемита. Весьма вовремя против него были выдвинуты обвинения в злоупотреблении служебным положением и присвоении пожертвований и он был немедленно уволен с лишением права на пенсию – якобы часть пожертвований, поступивших на имя попечителей дома Оскар-Хелена-Хайм, он использовал для публикации книги «Ломайте костыли», как будто издание книги было частным делом автора, не имеющим отношения к целям института, одним из руководителей которого он был.
В обвинениях против Вюрца легко угадываются контуры конфликта между полевыми исследователями в самом учреждении и публикующимся фронтменом. После его отстранения от должности обвинители, его амбициозные коллеги, заняли руководящие посты – как бы давая понять, что успешная революция не пожирает своих детей, а кормит их. Вюрц оставался достаточно наивным и верил, что в сложившихся обстоятельствах сможет доказать свою невиновность. Поэтому из Праги, где он был во временной эмиграции, он вернулся в Германию для участия в судебном процессе и в январе 1934 года был приговорен берлинским судом к тюремному заключению сроком в один год, приговор был условным. Тогда он покинул Германию и нашел убежище в Австрии, где оставался до конца войны. В 1947 году был юридически и профессионально полностью реабилитирован. В июле 1958 года он был похоронен на кладбище Waldfriedhof в Далеме в Берлине.