Уже в античной традиции определенный тип мыслителей причислялся к такому настрою духа, например, Гераклит Эфесский, которого с древних времен представляли в образе плачущего философа. Действительно, старинное клише “смеющийся Демокрит, плачущий Гераклит” является подтверждением того, как рано различия между философскими школами и научными системами начали связывать с контрастами между гуморальными характерами (то есть между фоновыми настроениями, говоря современным языком).  Слезы меланхолика неминуемо ведут к иным представлениям о мире и жизни, чем смех сангвиника. Позднее на классическое учение о телесных соках наложилась мифология небесных тел, согласно которой меланхолики - это люди, помещающие свою жизнь под знак Сатурна, планеты отречения от мира и тихого созерцания. Аристотель зашел довольно далеко, утверждая, что все мудрые мужи были меланхоликами. А проницательность и скорбный настрой души сочетаются у них в продуктивном синтезе. Порвавшие с миром, кажется, по самой своей природе предрасположены к тому, чтобы их посещали видения и озарения. Не редко именно потерянные для мира люди могут многое вернуть своим удаленным современникам, не напрямую, а посредством тонуса своей внутренней жизни. Кто склонен к такому состоянию, движется по самоусугубляющемуся кругу. Уходя в свой внутренний мир, меланхолик самопроизвольно ставит себя в исходное положение для перехода от экзистенциального отстранения к методологическому дистанцированию. Из тривиального шага в сторону он проделывает продуктивный для теории шаг назад. Он практикует заключение контекста собственной жизни в скобки посредством естественного эпохэ. С его помощью он получает практическое преимущество в стартовых условиях, положительно сказывающихся и на bios theoretikós, и на хваленом суждении sine ira et studio («без гнева и пристрастия»). Доблесть беспристрастности, для сангвиника или холерика достижимая только вопреки их темпераментам, для меланхолика проистекает как бы из его непосредственной природы. 

Очень не часто отдают себе отчет в том, скольким так называемая высокая культура обязана типу работоспособного меланхолика, у которого проявляется действенный альянс тоски и предпринимательской силы. В сегодняшней терминологии типаж такого рода скорее всего относился бы к кругу шизоидных структур. Они характерны для людей, говоря языком психоанализа, не “до конца родившихся”. Для них нет ничего более нормального, чем дистанция ко всякой нормальности. Их реализм обнаруживается в склонности пребывать в полусвете мечтательности. Следуя своему влечению укрыться в коконе из причуд и догадок, они являют миру порой судьбоносные озарения.