Слотердайк по-русски
Проект ставит своей целью перевод публикаций Петера Слотердайка, вышедших после «Критики цинического разума» и «Сфер» и еще не переведенных на русский язык. В будущем предполагается совместная, сетевая работа переводчиков над книгой Слотердайка «Ты должен изменить свою жизнь». На нашей странице публикуются переводы из его книг «Философские темпераменты» и «Мнимая смерть в мышлении».
Оглавление
Предварительное замечание. Теория как форма упражняющейся жизни 1. Теоретическая аскеза, современная и античная 2. “Явился наблюдатель.” О возникновении человека со способностью к эпохэ. 3. Мнимая смерть в теории и ее метаморфозы 4. Когнитивный модерн. Покушения на нейтрального наблюдателя. Фуко Сартр Витгенштейн Ницше Шопенгауэр Гегель Кант Wikipedia Развернутое содержание III. Подвижничество людей модерна. Перспектива: Новая секуляризация затворника 10. ИСКУССТВО В ПРИМЕНЕНИИ К ЧЕЛОВЕКУ. В арсеналах антропотехники 11. В САМО-ОПЕРАТИВО ИСКРИВЛЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ. Новые люди между анестезией и биополитикой 12. УПРАЖНЕНИЯ И ПСЕВДОУПРАЖНЕНИЯ. К критике повторения ВЗГЛЯД НАЗАД. От нового встраивания субъекта до возврата в тотальную заботу Weltkindlichkeit “Архаический торс Аполлона” Название стр. 511 Das übende Leben Die Moderne

10. ИСКУССТВО В ПРИМЕНЕНИИ К ЧЕЛОВЕКУ. В арсеналах антропотехники

Школьные интересы против национальных интересов


Хитрость педагогического разума находит свое выражение в том, что школа Нового времени номинально хоть и воспитывает своих учеников с направленностью на государство и "общество", но всегда – тайно, а иной раз даже демонстративно – в обход государства и "общества". Эта погрешность кристаллизуется в многозвучном немецком слове Bildung, образование. Особый статус "культуры" в современной конструкции действительности невозможно понять без организованного отклонения воспитания от его внешней цели. При желании любой может уже уловить в этом след начинающейся "расслоение подсистем" – смягчающий смысл термина "расслоение" здесь, конечно, более чем где-либо бросается в глаза. Также, как демографическая политика Нового времени не может точно настроить свои демографические инструменты, так и бюджетированная педагогика не справляется с точной настройкой своих образовательных мер. 

Собственная логика школы наводнила современную культуру необозримым избытком тупиковых идеализмов с персонализмом, гуманизмом, утопизмом, морализмом как их официальными проявлениями. Этот переизбыток вызывает целый ряд культурно-патологических реакций – от эскапизма и внутренней эмиграции до романтизма, бунтарства и имморализма. Начиная с XVIII века маска циника завоевывает поздне-аристократическую и буржуазную сцену – уже оперы Моцарта и да Понте больше не обходятся без фигуры прожженого философа, который, закутавшись в свою “мерзостно пахнущую ослиную шкуру”, ожидает от людей только самого худшего. Одновременно роман Нового времени разворачивает подлинную феноменологию частного разума, из разочарования обратившимся во зло. Гегелевская философия в своей дидактической сути есть не что иное, как машина для переработки фрустрированного идеализма, потому что то, что он называет образованием, в своей основе является администрированием разочарования. Оно не означает рассеянного блуждания буржуазного любопытства там и сям, как это предполагается в сегодняшней отождествлености "культуры" и досуга. "Образование" требует сурового дополнительного воспитания вспыльчивого субъекта-идеалиста, с тем чтобы он отказался от иллюзии, что мир обязан соответствовать его морально преувеличенным ожиданиям. Нет нужды говорить, что разумный протестант Гегель терпит поражение в битве с современной протестной культурой по всему фронту. 

Тому, кто хотел бы рассказать продуманную историю педагогики Нового времени, неизбежно пришлось бы обратить свое внимание на самый глубокий сбой в семантической системе эпохи: расхождении в интересах школы и интересах государства. В псевдосимбиозе государства и школы скрываются некоторые самые загадочные функциональные расстройства в современной культуре – он порождает трения, диссонансный потенциал которых выходит за рамки старого симбиотического дуализма государства и церкви. Изложение этой опасной связи должно было бы не только показать, как мечты бесчисленных выпускников современной школы по сей день систематически никак не соприкасаются с реальностью "сферы труда", но и рассказать о хронических попытках государства сломить упрямство "педагогической провинции" из прагматических и утилитарных соображений. Попытки в этом направлении дают общую нить, по которой историю школы следовало бы рассказывать как историю школьных реформ – всегда от идеальной школы к реальной, разумеется. Даже часто упоминаемые университетские реформы XX века в Германии, будь то реформы 1933 года или реформы конца 1960-х годов, если назвать лишь наиболее симптоматичные вехи, выстраиваются в целостную картину, если видеть в них нескрываемое стремление государства вернуть себе командные высоты в когнитивном производстве человека в интересах сферы труда и силовой политики. Разве не Вильгельм II уже заявлял учителям немецких гимназий, что-де нам в наших школах нужны не новые греки, а немецкие парни? Естественно, "планировщики образования" могли преуспеть в своем ново-реалистическом проекте только после принятия соответствующих мер для устранения все еще чрезмерного гуманизма факультетов, особенно гуманитарных наук, если только, конечно, реорганизованные научные отделения не по собственной инициативе предприняли все необходимое в целях адаптации. Превентивное изгнание духа само стало духом времени последгних десятилетий.