Положить конец эпохе смерти и мелких дел
Теоретический авангард русской революции считал установленным, что если проводить решающее различие, то начинать следует сразу же с верхней ступеньки ликвидационной лестницы. Иначе устранение недостатков и неравенства между людьми и даже ликвидация государства и всех репрессивных структур останется временным и бесплодным. Скорее, они даже усугубляют чувство абсурда, которое преследует эгалитарное "общество" до тех пор, пока не удастся ликвидировать смерть – включая все формы физического несовершенства. Тот, кто хочет устранить первопричину дурной приватности в человеческом существовании, должен упразднить защемление человека в тесных границах отпущенной ему жизни. Именно отсюда нужно начинать обновленное "общее дело". Только бессмертные могут образовать настоящую коммуну, в то время как среди смертных всегда преобладает паника самосохранения. Равенство людей перед смертью удовлетворяет лишь тот Интернационал реакционных эгалитариев, которым нравится видеть, что и богатые с власть имущими гибнут "как скотина". С незапамятных времен люди этого типа симпатизировали смерти в ее роли уравнителя, как ее с 1920 года представляют в Зальцбургских постановках «Имярек» Гофмансталя в соответствующей времени китчевой подаче. Но эти друзья справедливого конца для всех не хотят признавать тот простой факт, что смерть – это самый что ни на есть реакционный принцип вообще. Каждое напоминание memento лишь еще глубже загоняет человека под ярмо природы. Идеологи смерти беспрестанно развращают современное "общество", без устали внедряя в него формулу "смерть неизбежна". Они поставляют топливо для индивидуализма, разжигающего жадность – если под жадностью понимать стремление к максимизации эмоций и преимуществ бытия в узком окне экзистенциального времени.
О "бытии к смерти", которое было выделено как структурная особенность существования в главной работе Хайдеггера 1927 года, можно было говорить только потому, что самая далеко идущая революция современности не была продолжена даже радикальнейшими мыслителями "агонизирующей буржуазии". В 1921 году Александр Святогор сформулировал новый план, основанный на утверждении:
"что теперь же на повестку дня необходимо во всей полноте поставить вопрос о реализации личного бессмертия. Пора устранить необходимость … натуральной смерти."
И здесь мы снова слышим tempus est, с которым христианская апокалиптика переходит в проект «История». Само время достигло точки, в которой оно выдает пароль для последнего исторического предприятия: Отменяй время! Тот, кто понял дух времени, должен позаботиться о том, чтобы раз и навсегда прекратились разговоры о бренности. Заканчивается "эпоха смерти и мелких дел" – начинается "эпоха бессмертия и бесконечности". "Биокосмизм и только он может определить и регулировать совершенную общественность". Через год Александр Ярославский провозгласил Космический максимализм, включавший иммортализм, интерпланетилизм и вневременность, а Александр Богданов в то же самое время опубликовал свои идеи о Тектологии борьбы со старостью. Его вдохновляло представление о том, что социализм может быть физически реализован, как только посредством экстенсивного обменного переливания крови целые популяции будут преобразованы в искусственные линии родства и иммунологические сообщества. При такой физикализации братства, "кровь", обычно скорее вотчина правых, становилась бы средством реальной коммунистической циркуляции.