Право человека на беспамятство
С философской точки зрения нововведение общей анестезии знаменует собой поворотный пункт в отношении к себе человека Модерна. Это верно не только потому, что отношение современного субъекта к своему телу и его операбельности совершенно не поддается осознанию, если не принимать во внимание новую возможность согласия на устранение его чувствительности к боли. Поскольку одновременно с ней часто исчезает и самосознание, субъекту предоставляется драматический выбор – временно выступить из своего Бытия-для-себя и целиком поставить себя в положение бессознательного В-себе. Оно не просто соглашается на причинение себе травмы в своих собственных интересах – необходимое условие для того, чтобы прооперироваться в узком смысле слова, – но и одобряет искусственное беспамятство ради личной выгоды. Это обстоятельство весьма примечательно, поскольку в нем напрямую заявлен доселе немыслимый тезис: больше не предполагается, что человек согласен на любую форму бодрствования в бытии-в-мире. В этой связи стоит упомянуть, что до того, как закрепился термин "анестезия", в начале XIX века иногда использовалась формула suspended animation. Она лучше выражала основную идею общей анестезии: освобождение пациента от обязанности "живой" страсти.
С октября 1846 года существует своего рода право человека на беспамятство – право не присутствовать при определенных экстремальных ситуациях собственного психофизического существования. Установление этого права было подготовлено манерой, вошедшей в моду в конце XVIII - начале XIX века, – пресловутым обмороком при перевозбуждении, который был принят у особо чувствительных персон, преимущественно женского пола, как признак культивируемой слабости и который в конце XIX века расцвел пышным цветом в букете симптомов истерики. Более того, получившие распространение в Европе после 1785 года практики животного магнетизма и искусственного сомнамбулизма, этих предшественников того, что с 1840 года стало называться гипнозом, сделали все необходимое, чтобы познакомить современников с преимуществами "приостановленной жизнедеятельности". Эти техники, с конца XVIII века распространявшиеся под именем месмеризма (среди прочего в контексте светских и эстрадных развлечений), после 1800 года иногда использовались врачами как прототипы химического наркоза. Романтики и немецкие идеалисты весьма интенсивно откликнулись на месмеризм, поскольку он представлялся кратчайшей дорогой в мир по ту сторону дневного сознания и своего рода экспериментальной теологией.
Игра с искусственным беспамятством достигла кульминации в 30-е годы XIX века, когда веселящий газ стал “клубным наркотиком” среди британской аристократии. В те времена элегантные “потребители опиума” и образованные наркоманы могли быть уверены, что их исповеди будут внимательно прочитаны публикой, интересующейся дурманом во всех его видах. Два поколения спустя пропагандисты основанного в 1875 году Теософского общества Елена Блаватская, 1833-1891, Анни Безант, 18471933, и Чарльз Ледбитер, 1847-1934, с безошибочным чутьем конъюнктуры на духовном рынке соединили европейский мистицизм и индийские психотехники, обнаружив аудиторию, которая изо всех сил жаждала научиться искусству отказа от себя в своих же собственных интересах.
Во всех этих формах условного отказа от себя практиковались типично современные техники расширения пассивной компетенции, но конечно, не всегда в перспективе, укрепляющей Эго. В общем наркозе по медицинским показаниям элемент само-оперативного искривления наблюдается наиболее отчетливо, поскольку здесь оно являет собой пограничный случай: временно Не-быть-собой с целью Быть-собой. Оно обозначает лиминальную зону, которая может быть еще дальше отодвинута от "я" только через искусственную кому – при условии, что перспектива контролируемого возвращения к бодрствованию гарантирована. Согласие на "приостановленную жизнедеятельность" такого типа означает невозмутимость высшего уровня.